Стирка ковров

[weirdiandy]

Рассказ написан для игры Стол заказов

Стирка ковров

Передвигаться по городу без машины оказалось проблематично. Таксисты либо не хотят везти мужика на костылях (это я), либо хотят – да даже бесплатно, хотят (когда видят, что я в военной форме), но – не ночью на кладбище. А мне туда надо, работаю я там. Работал. До войны. Пойти что ли обратно домой, переодеться…
А на кладбище хорошо. Особенно осенью, прохладно, ветер перемешивает желтые листья с красными, бросает салютом вверх. Или зимой – тишина и покой, белый снег контрастно укрывает черные камни. Или весной – ну, вы поняли. У меня тут даже похмелье проходит. Ходишь между оградок, думаешь, и как-то не так уж все у тебя и плохо, оказывается. И еще можно побороться.
Пес, подкармливаемый всеми, кто тут работает, узнал меня издалека. Радостно дергая хвостом, побежал навстречу, замедлился, остановился. Почувствовал что-то. Непривычный запах? Кровь, не отстиравшуюся с одежды, или лекарства, пропитавшие бинт на ноге… Или смерть, стоящую у меня за спиной.
Половина людей так же себя ведет – сначала в их глазах радость от встречи, звучат поздравления, ты вернулся, вот молодец. А потом они вспоминают, откуда ты вернулся. Они не хотят знать, через что ты там прошел, не хотят слушать, что ты там видел. Это сдвинет их висящую ровно по уровню картину мира, где мы все цивилизованные, высшие, самосознательные донельзя, существа. А тут пришел я, оттуда, где мы – животные.
Нет, не мы – они, они – животные. И вторая половина людей понимает, что нам приходится разговаривать с ними на этом языке, доказывать, что они не правы. И если мы не докажем это всем остальным, кто за нами наблюдает, нас очень быстро не станет. Так что пускай мы все будем жить, а они… Пускай.
Я доковылял от парковки до офиса примерно за полчаса. Не из-за костылей так долго шел, а из-за того что надо же со всеми поздороваться, да, приехал, да, живой, нет, подлечусь и обратно уеду. Нет, не из-за денег. Те, кто за деньгами едет, быстро возвращается обратно, прямо вот сюда, в твердой памяти.

***

В офисе моя коллега, по совместительству мой друг, по странному стечению обстоятельств моя нижняя, сидит, склонившись над чем-то с паяльником в руках и не обращает никакого внимания на колокольчик на двери, надрывающийся пока я со всеми своими костылями на заберусь на ступеньку на входе.
Буду пороть за уровень клиентоориентированности.
- Здравствуйте, барышня. Я пришел заказать памятник.
- Вам еще рано, раз сами пришли, - барышня наконец поднимает глаза. Узнает, улыбается, подходит ближе. Перестает улыбаться. Определенно, издалека я сегодня выгляжу получше. Побриться, что ли…
Можно обнять, спрашивает. Послушная, что мой лабрадор. Можно, можно.
- Что паяешь, Юль? С обеда пораньше.
- Вывеску. Перегорела лента, и там… - она бубнит что-то мне в плечо, про то что все в общем не так как должно быть и про силиконовые герметики в частности.
- А что на вывеске?
Она внимательно смотрит мне в глаза, на памятники у стены, снова на меня.
- Я предлагала написать «Стирка ковров», но видите ли людям все надо разжевывать. Кофе будешь? – Ага. - И мне заодно сделай.
Напрашивается, зараза. Говорит, что это для того чтобы было за что ее наказывать. А мне и просто так не жалко, я же добрый. Все для вас, дорогие мазохистки. Совершенно бесплатно, и пусть никто не уйдет обиженным.
Мы обсудили породы гранита, то, что на специализированных сайтах для знакомств извращенцев сидят полторы калеки по государственным праздникам, то, сколько мемориалов уже сделано в военном секторе, как сложно найти верхнего, которому не нужно сосать, и еще раз породы гранита. Я показал ей снимки осколков в моем бедре, она показала мне новую лопатку в машину для выкапывания ее из неприятностей. Сошлись на том что лопатку надо бы заточить, осколки вытащить, и сделать еще кофе.
- И надо бы это… Номер снять что ли, тут гостиница есть рядом, - инициативная нижняя смотрит умоляюще-голодными глазами. А инициатива нижних наказуема.
- Тебя костыли мои не смущают, нет? – В принципе я могу ходить сам, но недолго, устаю. Да и чувство голода думать уже мешает. А думать надо только о победе, чувствовать только ненависть к противнику. В принципе… Я согласен, надо.
- Костылями меня еще не пи***ли, - радуется Юлька. Ничего, все бывает когда-то в первый раз. – Можно по пути розг нарезать, сегодня же суббота, - традиции, о как. Ладно, уговорила. Давай лопату помогу наточить и поехали на кладбище. За розгами.

***

А на кладбище хорошо. Особенно… Ладно, я об этом уже писал. Мы медленно проезжаем кладбищенские широкие «улицы» и срезаем через небольшие проезды, рассматривая очеловеченный гранит и мрамор, с интересом обступающий со всех сторон. Навигатор заботливо советует повернуть направо, во двор. Мемориалы сбиваются в кварталы, жмутся друг к другу, тут – белые округлые, там – черные прямоугольные. Такие вот кружки по интересам. Иногда замечаю кого-то, к кому приложил руку, в хорошем смысле… Я уеду обратно на войну, а мои работы останутся здесь, ждать моего возвращения. Я вернусь, обещаю. Надеюсь весь вернусь и сам.
- Пусти меня за руль, у тебя руки дрожат. Боишься?
- Тебя что ли? – ухмыляется. Храбрится перед казнью. – Конечно боюсь. Не жалей меня, ладно?
- И не собирался. Зайдешь первая в номер, розги положишь на кровать. Полностью разденешься, встанешь на колени, руки за голову, лицом в какой-нибудь угол или стену.
А я как раз пока по лестнице допрыгаю на костылях.
Лестница. Первый этаж, второй. Тяжело. Третий. Открываю дверь, прохожу мимо вздрогнувшей Юльки, послушно стоящей на коленях, к балкону, покурить. Устал. Внизу серая осень, с черных корявых веток деревьев безразличным ветром сдувает редкие нерастаявшие снежинки. Возвращаюсь к веткам на кровати.
- Рассказывай. Заслужила наказание?
- Д-да…
- Громче. И подробнее, меня год почти не было. Наверняка чего-то не знаю.
- Мне тебя уговаривать еще придется меня высечь? Какой капризный садист.
Я беру три тонких розги, с размаха стегаю ей по спине, впечатывая в стену. Даю отдышаться, стегаю еще раз, так же сильно.
- Не надо, так больно… Давайте по какому-нибудь другому месту для начала…
- Чтоб я твое «не надо» больше не слышал. Разрешаю говорить «спасибо, Хозяин» и «еще, пожалуйста».
- Спасибо, Хозяин, мне хватит. Еще бы, пожалуй, пожрать чего сегодня.
Подхожу ближе. «Надо бы дать ей свечу в руки». Беру за волосы, наклоняю вперед к стене и вниз, чтобы согнула спину. «Свечу зажечь, и пусть следит, чтобы пламя не погасло». Медленно поднимаю руку с розгами, резко опускаю их на голую спину, зажигая красные росчерки.
- Ты у меня будешь, - рука вверх… - Чувствовать, - вниз. – Торжественность, - вверх… – Момента, - вниз.
- Пожалуйста, Хозяин… Не н… Больно.
- Что, еще не больно? Сейчас будет, потерпи. Ложись вдоль кровати, чтобы я с обеих сторон мог подойти. Руки вытяни вперед, и только попробуй ими прикрыться, я на тебе живого места не оставлю.
Она устраивается на кровати, утыкается лицом в подушку, руки просовывает под нее. Несколько секунд любуюсь покорной фигуркой, вытянувшейся в струну по моему приказу. Белая простынь, черные длинные волосы на ней… Волосы закрывают свежие следы на спине. Убираю волосы вбок, в подушку при этом обреченно всхлипывают. Да, девочка, сейчас будет больно. Терпи, ради меня.
- Может тебе было бы легче, если бы я тебя связал. Заткнул бы рот красным шариком. Да? – я обхожу кровать слева, подбираю розгу подлиннее.
- Конечно, - она шмыгает носом. - Так у меня было бы оправдание, почему я лежу и ничего не делаю.
Я замахиваюсь и бью, не слишком сильно, просто чтобы примериться. И еще раз, надо чуть выше…
- У меня нет шарика, но есть резиновая косточка, я же хороший песик.
И еще раз, немножко под углом…
- Я же хорошая, скажи, я хорошая?
Вот так хорошо. Я рисую горизонтальные, чуть наискось, яркие полосочки. Аккуратные, нежно-тонкие, одна рядом с другой. Теперь надо перейти на правую сторону, по пути окинуть взглядом вытянувшуюся на кровати девушку. Она часто дышит, мелко дрожит. Кожа уже блестит немного от пота. В ее крови дофаминовый коктейль, и его ей сделал и теперь она щедро делится им со мной.
Теперь с этой стороны примериться… И еще начертить полосок, внахлест, сделать красивую красную сеточку. Немного не симметричную, но так даже лучше, добавляет жизни в картину.
- Хозяин, я больше не могу терпеть!
- Так не терпи.
- Умоляю, можно по попе?
- Неправильно умоляешь. Как надо? Давай, я тебе рассказывал, - я сажусь на кресло перед кроватью, чтобы дать отдых ноге, изрезанной осколками от гранаты. И некоторые все еще пульсируют внутри.
Рассказывал, как это делала другая. Рассказывал и смотрел с улыбкой на ревность в твоих глазах – это была твоя ниша, и после долгого перерыва ты хочешь снова ее занять. А я за это время изменился, распробовал что-то кроме чистой боли. Вкус власти.
А та, другая, она подползала ко мне на четвереньках, с ремнем в зубах. Клала его мне на колени, смотрела преданно в глаза. И еще куда-то пониже, куда я смотреть запретил. Это не ваше, девочки, это я уже отдал, любимой женщине. Я никому из вас ничего не обещал, правда ведь? А кто игнорирует мои правила – дверь там, уйти не забудь.
Юля принесла розгу в зубах. Положила ее мне на колени, посмотрела послушно снизу вверх. А я взял розгу и кинул ее куда-то в угол комнаты, не глядя. Какой я садист.
Юля вздохнула, как нянечка, у которой капризный ребенок зашвырнул погремушку под кровать и нянечке надо теперь ее доставать. Но послушно поползла, снова принесла розгу, но другую, за которой ползти было ближе.
- Так надо было ту же самую нести палку, ты, бестолочь, - треплю я ее за ушком.
- Песик плохой? – смотрит испуганно. Притворяется? Нет вроде. Просто расслабилась, перестала быть собой. Или наоборот, стала собой - послушной собачкой. Собачка до паники боится расстроить Хозяина, сделает все, что он скажет. Даже если будет больно.
Вставай. И мне помоги подняться, пожалуйста. Ложись на край кровати животом, ноги на полу. Что я за верхний такой, которому надо на нижнюю опираться, чтобы встать. Ни машину водить, ни ходить толком не могу. Может бросить тебя, найдешь себе нормального верха, который даст тебе что-то кроме боли.
- Может бросить тебя? – кажется я сказал это вслух. Несколько секунд тишины, и твердое «Нет» со стороны кровати. Мы подумали и я решила, да?
- Начальник, можно, пожалуйста, ремнем сначала, - раскомандовалась мне тут. - Фетиш, - тихонько добавляет она, как бы извиняясь.
Ладно, раз фетиш. Я вытаскиваю ремень из джинс, не армейский, обычный. В форме я находился, спасибо, можно хоть на больничном мне простые джинсы и удобную футболку. Складываю ремень пополам, прицеливаюсь.
Звонкий хлопок удара – напрягаются ягодицы, появляется широкая розовая полоса.
Где-то на краю сознанья мелькает мысль, что этот звук удара – это падает впереди идущий товарищ…
Юля расслабляется, дышит в рваном ритме и ждет следующего хлопка боли.
Удар - падает убивший товарища автоматчик, в которого я на изжоге высадил полкороба из ПКМ.
Удар, стон. Это она? Или я, раненый, ползу сутки спустя мимо того места в тыл. Товарища унесли наши, а автоматчик тут остался лежать. Его даже уже можно не ненавидеть…
Я сажусь на кровать рядом, глажу ее по голове. Все будет хорошо. Когда-нибудь, у кого-нибудь. Она поднимает на меня глаза, и по ее мутному рассредоточенному взгляду я понимаю, что там, внутри, дома никого нет, только свет горит. Я остался наедине с собой, и с живой игрушкой.
Могу взять розгу, встать сбоку от игрушки, глубоко вдохнуть. Первым же росчерком сломать кончик ветки, взять другую, потолще. И ее тоже сломать. Об корчащуюся от боли девушку, которая доверяет мне настолько, что ее не нужно связывать. Вытерпит и так, потому что я так сказал. Исполосовать игрушку в кровь просто потому что мне так нравится. Слышать ее стоны, всхлипы, видеть дрожь всего тела и как напрягаются отдельные мышцы. Чувствовать, как от ударов разлетаются, как капельки крови, краски для черно-белого мира вокруг.

***

По телу разливается приятная усталость. Я выхожу на балкон, щелкаю зажигалкой. Серые тучи прогнал свежий ветер, теперь видно светло-голубое небо. И мы живы, и еще можно побороться.
- А сейчас весна или осень? – Юлька, укутанная в тонкое светлое одеяло, встает рядом. Тоже приходит в себя, постепенно включает мозг обратно, а то песику он не был нужен, только мешал. Песик был счастлив.
- Осень. Ты хорошая девочка, - она улыбается, без этой фразы ее день считай прошел зря. - Я перед отъездом напишу, отдам песика в хорошие руки. В приданное кот Бублик.
- Спасибо, Хозяин, ваша доброта не имеет границ, как вы еще не светитесь сам по себе от нее.
- А ты напишешь тысячу слов о том, как тебе было больно.
- Очень. Очень-очень. Очень, очень, очень…

[lyca]

Ну, автора, как я понимаю, угадывать не надо?
А комментировать тяжело, конечно. Потому что текст состоит из двух не смешивающихся слоёв, и один из них слишком, слишком тяжёлый... да и второй лёгок только в сравнении. И вот эти два не смешивающихся всё-таки взяли и смешали, взболтали, теперь дать бы отстояться впечатлению, но... расслаивается.

[Viktoria]

Потому что текст состоит из двух не смешивающихся слоёв

Какое точное определение!

А у меня нет слов...

[Хаген]

Потому что текст состоит из двух не смешивающихся слоёв

Так ли? Мне кажется, что как раз очень даже смешивающихся.

Чувствовать, как от ударов разлетаются, как капельки крови, краски для черно-белого мира вокруг

Гениально, по-моему.

[Viktoria]

Гениально, по-моему.

Да... Leo82 умеет писать.

[April]

Охрененно. Спасибо.

[Hiaro]

Задача "угадать автора" как-то даже в ступор вводит. Начинаешь искать подвох.

Рада весточке сразу от двух персон, от которых давно не было вестей.

Отзыв будет кратким: ясно, что война не могла не наложить отпечаток на текст об этой встрече. И что текст долбанет по читателям этим отпечатком, особенно с учетом мастерства автора. Все так, как и должно быть.

Спасибо.

[qwasar]

Хорошо написано.
У меня был знакомый, известный питерский тематический садист. Разругался с женой-нижней и ушел воевать. "Надоело играть в "индейцев", хочется настоящего", - сказал осенью на последней вечеринке, где мы пересеклись. В начале зимы уже попал на передовую, а спустя два месяца, в прошлом году...

[Arthur]

Автор, я пока просто руку пожать. Я в последнее время немного разбалансирован для комментирования таких текстов. Мысли чуть утрясутся и я постараюсь написать что-нибудь вразумительное.

[Ленка-Пенка]

Страшно.
Тематическая часть - роскошная, вкусная, волнующая... но то, что за ней...