КОНКУРСНАЯ РАБОТА - Рецензия на рассказ «Зеленые цветы»
Замок Харбург, Бавария, 1562 год. Владелец замка Людвиг XVI Эттинген два года, как похоронил свою жену Маргарету, с которой прожил в браке семнадцать лет. Маргарета была младше его на пятнадцать лет и родила ему одиннадцать детей. Умерла она в возрасте тридцати шести лет.
Автор по своей воле берет на себя смелость не следовать исторической точности, и помещает реально существовавших людей в декорации придуманной им самим сказки. Сказки мрачной, пугающей, с жестокими, безжалостным концом, соблюдающей средневековые традиции, в которых добрые феи с золотой пыльцой были куда более редкими гостями, чем злые ведьмы и бравые солдаты.
Элементы легенды, вплетенной в канву сюжета, выводят сказку из плоскости детских баек в трехмерность манящего в себя лабиринта: вот вход, мы заглядываем в него. Дорожка, приглашающая нас проследовать вперед, кажется прямой, с предсказуемыми поворотами и изредка попадающимися тупиками. Но стоит нам ступить внутрь истории, простота ее становится обманчивой: тропинки петляют, и путаются, как швейная нить в неумелых руках, коридоры из живых изгородей ведут не туда, а выхода, кажется и вовсе нет.
Крупными, порывистыми мазками, избегая лишних деталей, автор описывает безутешность горя графа Эттингенского, потерявшего горячо любимую жену. Горя, наложившего траурную печать и, как мы в итоге увидим, проклятие на единственную по сюжету дочь пары – Рут.
Юная, зеленоглазая, рыжеволосая, она с самого начала повествования не отдельный персонаж, не главная героиня красивой истории про любовь, как может показаться неискушенному зрителю, а тень, призрак, камео собственной матери. Чем больше становится Рут похожа на Маргарет, чем сильнее отвергает ее Людвиг, малодушно прикрываясь собственной болью. Тем крепче становится проклятие. Сила этого проклятия подпитывается из самого мощного источника – любви. Глубокая, страстная, любовь между отцом и матерью, которая создала Рут, ее же и разрушает.
Не могу тебя видеть, не могу тебя слышать – транслирует Людвиг дочери. Маргарет больше нет, и смысл твоего существования тоже исчез для меня. Ты ее тень, ты ее призрак, а призраков не существует. Уйди, сгинь, растворись, исчезни. Не будь.
Рут с неистовой покорностью готова исполнить невысказанную вслух волю отца. Но для этого сначала должны смениться декорации. Не злая ведьма, но собственный отец накидывает на нее платье – не зеленого шелка, но судьбы ее матери. Рут больше не Рут. Рут теперь юная Маргарет с втоптанным в грязь букетиком лилово-розового вереска. Ей суждено пройти все тот же путь: украшенный зелеными цветами лабиринт, в середине которого, ждет все то же чудовище – отшельник Олард.
В сердце Оларда, подобно сердцу любого чудовища, любого зверя, живет жажда. Как маленький мальчик разрушает собранный из кубиков замок, фрейдистски присваивая тем самым его себе, так Оларду нужно смять, сокрушить, уничтожить нежную женскую красоту, чтобы сделать ее своей, принадлежащей ему одному. Как любой зверь он не отказывает себе в этом. До тех пор, пока не встречает самое прекрасное, что он видел на свете – Маргарет.
Нечеловеческая по силе схватка происходит внутри него: опьяненный запахом крови новой жертвы зверь, раззадоренный жаждой обладания, сражается с человеческой, гуманной частью Оларда, на стороне которой самое мощное на свете оружие – любовь, которая всегда побеждает. Скованное цепями собственным чувств чудовище показывает Маргарет путь из лабиринта, выход которого ведет к замку Харбург.
Но Рут не Маргарет. Она ее тень, ее призрак, неясный, зыбкий, не способный зажечь огонь сберегающей любви.
Ты прекрасна, Рут – принюхивается в Оларде зверь – ты прекрасна.
Чудовищу больше незачем сдерживать себя, теперь ему есть, чем поживиться. Наконец, есть что присвоить.
Маргарет умирает от неизвестной врачам болезни, медленно угасает.
Медленно угасает и Рут. Не от ядовитого аромата зеленых цветов лабиринта, ведущего от одного замка к другому. Не от ран, которые оставляют жестокие когти чудовища. Рут, как и ее мать, умирает лишенная любви.
Она по-настоящему превращается в призрака. Но кого? Маргарет? Или уже самой себя?
Тут автор немилосердно опускает занавес.
|