– Мам, ты дошлая, с понятием, мальца убережешь, – выходя из дома, сказал отец. Мы с бабушкой вышли проводить его. – Ты уже взрослый, Саша, – отец проверил обойму и положил карабин в «ниву», – должен помогать нам. С бабушкой Валей побудешь, – сел в машину, – мы с мамой потом приедем, когда все наладится. – А оно наладится? – Должно. Ты бабушке помогай всяко, Саша, слушайся ее, она плохому не научит. Машина осторожно тронулась, а я остался, с тяжелой бабушкиной рукой на правом плече. – Все хорошо будет, Саша, – бабушка смотрела вслед «ниве», – все будет хорошо. – Возможно, – существовать в глухой деревне, а как иначе прикажете назвать жизнь без интернета и компьютера, по другому язык не поворачивался, – все будет хорошо. И все было хорошо. Я помогал бабушке управляться с коровой, курами и свиньями, варил месиво и картошку (картоху, как ее называла бабушка), чистил навоз. Управляться по хозяйству оказалось довольно интересно, в каждом деле имелись свои тонкости, до которых городской житель сам бы не додумался. Например, что корову надо поить теплым пойлом, а свиней нельзя кормить горячим. Или что куры, оказывается, могут есть вареную картошку – откуда мне в городе было про такое узнать? Сам откармливался после города яичницей с зеленым луком, который еще рос в поликарбонатной теплице. – Кушай, – бабушка подкидывала поближе ко мне большой пук зеленых луковых перьев, – хачапури у нас нема, – гладила меня по голове, – но и ты не Малкин, гол не забьешь. – Не гол, а шайбу, – я макал лук в соль, а потом в желток. Утром, ломая первый ледок на лужицах во дворе, смотрел на улетающий на юг клин журавлей. – Саша, у нас под журавлями в резиновых сапогах не ходят, – бабушка, чопорно поджав губы, стояла на крыльце, неодобрительно глядя на меня. – Не принято это у нас. – Почему? – удивился я. – Резиновый погрызень может прийти. – Это что такое? – Не дай Бог узнать, – перекрестившись, бабушка повернулась и ушла в дом.
Проснулся среди ночи от боли. Тускло светились синим часы на подоконнике, в ушах шумело, будто за окном проезжал бесконечный поезд. Я лежал, в ужасе глядя на ноги. Тварь, похожая на уродливую птицу, хотя как я помнил из школьного курса биологии, у птиц зубов нет, да и морд, похожих на тощего шарпея, тоже, молча жевала мое левое колено, время от времени поглядывая на меня лиловым взглядом, будто рыжий конь из песни Боярского. Воспоминание о Боярском почему-то помогло встряхнуться: с трудом согнув правую ногу, от души зарядил в клюв твари. Тварь взмахнула головой, надула щеки и недовольно заклекотала. – Говорила же, – бабушка бесшумно возникла в комнате и взмахом топора раскроила череп мерзкой твари, – резину в дождь не носи и под журавлями не стой, – обухом брезгливо сбросила тельце на пол. – Я на эти штуки дошлая, смысл имею. Сразу смекнула, что придет тварь, вот и приготовилась к встрече. Утром приберешь тут, тварь в печке сожги, – развернулась уходить. – Бабушка, что это? – потрясенно прошептал я. – Погрызень, Саша. Обычный резиновый погрызень. Ты не волнуйся. Завтра сапоги твои вместе с ним сожжем и наступит твой лучший час. – Какой? – Погрызень больше не придет. – А в чем я буду ходить? – В валенках, милый, в валенках.
|