qwasar, давайте я только за Чехова пододумываю)?
Насчет других смыслов, которые за пределами последней, ключевой фразы,
и насчет того, о чем вы, Поляк, про эксплуатацию)...
еще раз про Рыбалку), как образ...
попробуйте вспомнить, Поляк, не коллекционировали ли вы или кто-то из ваших приятелей в детстве, стихийно - какие-нибудь птичьи перья, например, интересные камни, цветные стекла или, не знаю, что еще собирают мальчики во время прогулки? Девочки часто фантики от конфет, флаконы собирают. Это такая стихийная страсть, все равно как зараза - стоит одному ребенку что-то начать собирать, как все его приятели присоединяются, и то же самое собирают. С этого момента и начинается азарт, погоня - кто чего больше, интереснее соберет, ну и ревность, как в любом соревновании, подключается.
Помните, как "Томе Сойере" шел обмен какими-то алебастровыми шариками, пистонами, жвачками и какой-то еще совершеннейшей ерундой)? Какой азарт этому сопутствовал). Вот это, возможно, самое первое, стихийное, что можно назвать страстью (ну или страстишкой). Кажется, совершенно безобидно, но это именно оно, то самое... И именно когда говорят "страстишки", о погоне за совершенной ерундой (приобретающей особую прелесть только в контексте гонки, главным образом для стихийных, начинающих коллекциониров) - это та самая страсть, суть которой основа мещанства...
Чехов же о мещанстве своего брата говорит даже не как о каком-то ущербе души, а как о чем-то, связанном с самой плотью... Заметьте! Про родного брата - у брата такая плоть, стало быть, и у него самого, как некое проклятие, от которого невозможно избавиться (посему и счастливым быть нельзя). Вот это только чеховскую мизантропию (если таковая была) и извиняет. За то и любили в советское время Чехова - за ненависть к мещанству, всем прочим сословиям, хоть крестьянам, хоть дворянам Чехов прощал, а мещанам - никогда.
А, да, возвращаясь к Рыбалке и стихийному коллекционированию... Тут уж, как говорится, на ловца (страстей и прелестей) и зверь (страсть) бежит... Оттого и автор заранее, в самом начале насторожился. Дело даже не в счастье, не столько счастье он осуждает, сколько вот эту самую мелочную страсть (наслаждение) - в ней отрава (злое блаженство).
И Коленька-то ведь голый тут совершенно неслучайно. Это как бы показатель отсутствия стыда, притом, что мальчик уже умишком подрос настолько, чтобы шпионить и шантажировать. Для чего только - ради бутылочки из-под таблеток)? Но мы же помним, кто-то в детстве собирал что-то подобное). Эксплуатируется притом не столько другие люди, сколько сама вот такая страсть. Она вот такая - что по отношению к вещам, что по отношению к другим людям (симпатиям, антипатиям, любви к... драчкам, скандальчикам...). За страстью-то такого рода никакого человека не видно, никакого счастья...
|