Мih: проза

[qwasar]

Тут тонкий стальной пруток, пару миллиметров (такие розги бывают) - мало не покажется, но не катастрофично.

Рассечения кожи с первого серьезного удара, кровища...

[Mih]

А кто такая Бетти?

Это из "Истории розги" Бертрама (Купера). Кстати, я на память попутал девайс, Бетти кнутом не пороли.

Между множеством подобных эстампов в жанре Роуландсона я обратил внимание на один из них, изображающий наказание Бетти.
Я вовсе не намерен сделаться историографом Бетти, но меня она заинтересовала тем, что ее часто секли розгами и плетью за различные проступки, как-то: пьянство, оскорбление городовых и т. п.
Она была очень хорошо знакома с тюремной скамейкой. Она не придавала особенного значения порке и предпочитала подобным образом расплачиваться за свои проступки, чем отсиживать за них в тюрьме. Она объясняла даже, что твердостью своего крупа и его развитием она обязана главным образом тому, что ее слишком часто секут.
По обычаю она давала на чай палачу Чарльзу, чтобы он не слишком сильно давал ей первый удар розгами или плетью.
Обыкновенно этот первый удар наносился со страшной силой, последующие удары давались сравнительно мягче. В конце концов, это было выгоднее для наказываемой.
Карикатура изображает Бетти на скамейке, готовую совсем для наказания, она извивается, у скамьи стоит палач и держит над Бетти девятихвостку, готовясь дать ей удар.

Искал, но, к сожалению, так и не нашёл упомянутую картинку. Возможно, не сохранилась или не была отсканирована.

[Mih]

Рассечения кожи с первого серьезного удара, кровища...

Ну да, это реальное телесное наказание, такая вот (анти)утопия. "Не катастрофично" - в том смысле, что совсем уж не покалечат (не считая рубцов на заднице). В своё время разными "традиционными" девайсами куда хуже шкуру спускали. А тут всё просчитано - параметры девайса, усилие...

[Mih]

Смешанные чувства
(Маринка Балаболко)

Летнее утро, комната залита солнцем. Маринка потягивается спросонья, на неё смотрит Андрей, мнется, краснеет, и в конце концов испуганно мямлит:
- Солнышко, я должен признаться... Только ты, наверное, теперь меня бросишь... Но ведь если ничего не сказать, это же как соврать, да?
- Андрюха, не томи, ну чего там ещё...
- Я же тебя люблю, люблю, просто сил нет! Как представлю, что тебя розгами секут - аж яйца сводит, в животе пусто! Вот так и вижу - эшафот, толпа, попка сжалась в ужасе... И жутко до тошноты, и тянет - как в пропасть заглянуть! Из головы не выходит, который день... Господи, что же получается - я сам этого и хочу?!
Успевшая вылезти из постели голая Маринка так и плюхнулась в кресло, задрав ноги. Ну всё! - подумал Андрей, глядя на розовые прелести своей подруги - Больше я этого не увижу... Но Маринка неожиданно расхохоталась.
- Ой, хочу-хочу-хочу! А что, так можно было? Ведь ты ж к палачу ревновать будешь?
- Убил бы гада! Но ведь бывает же так, что ничего не поделать! - возбуждённо и как будто обрадованно залопотал Андрей. Возьмут, сволокут на площадь, разденут, высекут при всех - и к позорному столбу голую, толпе на потеху... Ой! - он испуганно зажал рот ладонью.
- А я уже сейчас голая! Дыба, раскалённые клещи, кнут, клеймо... - звонко смеясь и радостно хлопая в ладоши, то ли подыгрывала, то ли издевалась Маринка...

Неделю спустя на Сенной было очередное народное гуляние, шут его там разберёт, в честь чего. Ну, как всегда - музыканты, мелкая торговля, воздушные шарики - в общем, всякий балаган, весёлый и шумный. Бибикая, сквозь толпу проползла Газель с гордой надписью "Вам везёт!", грузчики выволокли и установили тяжёлый деревянный столб с перекладиной. Назначение его было понятно. Народ, забавляясь, тут же начал совать руки и головы в соответствующие отверстия. Типа по поводу праздника очередная историческая реконструкция. Ну, или реквизит фотографа - ряженые Петры да Екатерины уже примелькались, а тут хоть какое разнообразие.

Тем временем двое пацанов из службы доставки с трудом приволокли бадью с рассолом, полную длинных отборных прутьев. Откуда-то появился палач - в вязаном колпаке с дырками для глаз и в балахоне несусветного размера, сделанном из старого плаща. Он вёл Маринку - босую, в длинной рубахе из грубой мешковины. Подошли к столбу. Марина не спеша стянула рубашку - и оказалась полностью голой. Висящие сиськи и дряблый животик, широкие бёдра и бледная плоская попа, клочок вьющейся рыжей шерсти - реальная живая девка. Настоящая, не "модель". Площадь замерла.

Появился нанятый актёр в костюме петровских времён с отдельными элементами испанского средневековья. Ну, что в костюмерной нашлось... Он трижды пронзительно продудел в белую пластмассовую дудку, достал лист бумаги с болтающейся на верёвке картонной печатью и, слегка запинаясь, зачитал указ. Во всеуслышанье было объявлено, что непотребная девка Маринка Балаболко, опозорившая древний боярский род, за срамные свои речи порота будет нещадно. Из колодок торчала Маринкина голова с вытаращенными ошалелыми глазами, в предвкушении казни она пускала слюну и призывно виляла попой. Сразу было понятно, что пороть девку будут не зря.

Палач огляделся, поплевал на ладони, вздохнул и со всей дури наискось огрел прутом осуждённую. Через мгновение опальная боярышня истошно заверещала, но отступать было уже некуда. Их плотно обступила толпа и теперь хошь не хошь, а придётся играть свою роль до конца. Замолчав, Маринка зажмурилась и надула щёки, перечёркнутые розгой ягодицы испуганно сжались в ожидании следующего удара. Палач постоял, подумал и снова занёс прут. Розги обжигали, впивались в голое тело, Маринка с визгом приплясывала, извивалась змеёй. Палач порол не спеша, действие затягивалось. Несколько раз Маринка хрипло просила пить, и тут же кто-нибудь из толпы протягивал ей бутылку воды. Перед очередным ударом она, смущённо прикрыв глаза, тихо сказала - погоди, Андрюш... Палач опустил руку. Маринка раздвинула ноги пошире и чуть присела, насколько позволили колодки. Напряглась, неожиданно пукнула, покраснела - и тут вырвавшаяся на свободу струя ударила в мостовую. Вскоре, отряхнувшись, она кивнула головой и порка продолжилась. А чо, заслужила, бесстыжая! - фыркнули в толпе.

Зажглись первые фонари. Тяжело дышит усталый палач, жертва его обмякла и свесила голову - экзекуция вроде как закончилась. Окружающая толпа загудела, зашевелилась и начала медленно надвигаться на замерших, побледневших от ужаса Андрея с Маринкой. Толпа смыкается. На всю площадь раздаётся жуткий, нечеловеческий крик - Не нааадоооо!

Ночь, луна освещает голое тело лежащего на скамейке палача, закрывшего голову руками. Маринка так и стоит у столба, дрожа от холода и сонно хлопая глазами. Оба покрыты многочисленными синяками и ссадинами, с задниц натурально спущена шкура. Вся мостовая вокруг усеяна щепками от измочаленных прутьев. Уткнувши руки в боки, к ним обращается вышедшая из подворотни толстая дворничиха с метлой - Ну, и долго здесь ошиваться будем?! Андрей, опираясь на скамейку, кряхтя и охая, приподнимает голову и плечи, встречается взглядом с подругой. Неожиданно они начинают ржать, как ошалевшие. Дворничиха, попятившись, шмякается попой на мостовую и мелко крестится - Тьфу, тьфу, тьфу, нечистый дух! Луна, легонько раскачиваясь, дрожит от смеха.

[Mih]

Глупая барыня

В одном дальнем уезде, в некотором поместьице, в собственной своей усадебке жила-была барыня, Марья Петровна. Жизнь в тех краях была тихая и добрая, и даже задницы людишкам секли там не просто так, а с любовью и по-доброму. Потому как грех большой божьим созданиям без любви задницы сечь. А вовсе не посечь - грех ещё больший. Для чего ж тогда у всех под портками да юбками задницы имеются? Зря, что ли, розги растут по всем обочинам? В этом мире ничего просто так не бывает. Да я вижу, читатели мои разлюбезные, вы и сами всё понимаете. Что, говорите, страшно? Стыдно при всех с голой задницей? Ах, ещё и больно? А сами-то как думали, для чего вас сейчас пороть будут? То-то же! Так что нечего тут попу от людей прятать, а пока розги несут, дальше слушайте.

С юных лет обожала Машенька глядеть на экзекуции. Вот провинившимся заголяют попочки - а они ж все такие миленькие, такие хорошенькие, да ещё и всякие разные - то жилистые, то пухленькие, то тугие, а то и дрябленькие. Ну просто прелесть, что за задницы, так бы все и расцеловала бы! Мягонькие, беленькие! А вот и розга свистит, страшно-страшно! Попка бедная сжалась в ужасе, а розга её хлесть! хлесть! - так и жалит, так и впивается! Так и порет, так и сечёт - только знай себе, красные полосы вздуваются. Ой, как больно бедненькой! Вот глядит Машенька, а у самой-то так всё в животике и обрывается - как будто на саночках с горки летит, высокой-превысокой! Очень, очень хочется самой отведать горяченьких. Ой, как хочется - так попка и чешется, глупая!

Потому и что ни день, то посылает добрый боженька этой глупой попке хворостиночку. То и дело секут нашу Машеньку. Учат уму-разуму её маменька и папенька, учат-поучают любимые тётушки. И уже большой девицей стала Машенька, а потом и вовсе взрослой барышней - а всё секут да секут розгами юную барыню. Ой, как всю родню свою обожала Машенька, как была за науку благодарная - и розги целовала, и рученьки, и слёзы в три ручья лила от счастия. Уж как рада была знать добрая наша Машенька, каково это другим лежать под розгами - мужикам да девкам с бабами. Часто-часто посылал ей розог боженька - значит, слышал он все-все молитвы Машенькины, знал все-все её желания сокровенные. До чего ж чудесно, до чего ж полезно, да какая ж я счастливая! - всякий раз радовалась Машенька, потирая поротую попочку. Но зато, когда других секли, жалко было Машеньке чужие попки до слёз. Ой, бедненькие, больно же, когда попоньку розгами секут, ой, как больно - уж она-то хорошо это знает!

А когда осталась наша барыня одна-одинёшенька в поместьице хозяйничать, так и повелела деревенским мужикам пороть её по субботам розгами, а девкам с бабами эти розги на неделе заготавливать,. А то, бывало, и посреди недели тоже велела посечь - чтобы ни на миг ей не забылося, каково это, когда попку розгами секут. Повелося так, что секли нашу барыню совсем голенькой, на лавке возле усадебки - на виду у всей округи. Уж как любили помещики соседские её в таком виде разглядывать, во всех деталях и подробностях! А вот и не стеснялась Марья Петровна нисколечко - ни своих, деревенских, ни любимых соседушек. Мол, туточки она, у себя дома - чего хочет, то и делает. Своим мужикам с бабами она хозяйка, так чего же их стесняться-то? А помещики соседские ей и вовсе всю жисть как родные - так что тоже тут смущаться нечего. Все же знают, что розгами всегда по голой попе секут. А уж в речке так и вовсе все голышом купаются - и то ничего, так уж от века повелось.

Вот потому-то барыню и почитали за дурочку, что всё у неё было не как у людей. Нет, чтобы людишек своих сечь, как положено - так сама вместо них под розги ложится, да ещё и голяком при всём честном народе щеголяет. Так все её глупой барыней и звали - что соседи-помещики, что крестьяне её собственные. За спиной хихикают, да шушукаются, а то и прямо, в глаза глядючи, посмеиваются - мол, до чего же барыня у нас глупая. Ну, была ли Марья Петровна и взаправду дурочкой, или же вовсе наоборот - себе на уме, хитренькая - это нам доподлинно неизвестно, а вот то, что барыня она была добрая и совсем необидчивая, это уж точно. Никогда ни на кого не сердилася, ещё и вместе со всеми над собой же и хихикала - страсть просто, какая смешливая была барыня.

Кстати, за хозяйством своим следила барыня строго. И во всём-то она понимала, всё-то она разумела - видать, не зря розгами всю жисть уму-разуму учили. И глаз у нашей барыни зоркий был - никакая мелочь, даже самая малая от неё не укроется - что в поле, что на дому. Как чего не так - грозный вид сделает, губки надует, глазками зырк-зырк! Ручки белые в бока упрёт, ножкой топнет - а это что ещё, мол, такое?! Вот ужо сейчас за такое безобразие посеку да выпорю! Ну, как положено. А барыню нашу, хоть бы и считали все блаженной дурочкой, но уж очень любили, а потому и завсегда слушались. Так что тут же мужики портки долой, бабы-девки юбки на голову, а то и вовсе сарафан скинут - и подставляют попы на расправу. Ну, барыне-то розгами бедные попоньки пороть ой как жалко! А наказать надо, да и очень уж ей, что греха таить, попки голые нравились - что мужичьи, жилистые, что бабьи - пухленькие, так и хочется их всех отшлёпать хорошенечко.

Вот Марья Петровна с визгом радостным и шлёпала всех самолично - ладошкой, ладошкой! Да так звонко, так славно это у неё получалося - как иной картёжник по столу картами в азарте хлопает. Барынька-то нежненькая, невысокая да пухленькая, а как подшлёпнет - и не то, чтобы шибко больно, а как будто огоньком обожжёт. Да потом ещё весь день попа горит, как крапивой нажученная. Как отшлёпает кого - тут же и велит саму её выпороть, за такое прегрешение. Да по полной, как следует - розгами, попоньки барынькиной не жалеючи. И не дай бог, коли слабо высекут - пожалеют там, или просто поленятся - так и вовсе обидится, чуть ли не в слёзы... Ну, вот и секут как велено, вовсю стараются - а то грех барыню ослушаться, пусть даже такую глупенькую.



А потом пришла в те края какая-то там лярволюция. Долго шла, издалека - уж больно наш уезд на отшибе был. Ну, соседушки-помещики, которые все сплошь из себя умные, это дело сразу учуяли, да давай по лесам ховаться. Кто сычом, кто медведём прикинулся, а одна помещица - шибко, видать, умная - так и вовсе на болоте лягушкою обернулася. По сей день там, говорят, так все они и обретаются. Так что будете в лесах наших гулять - как увидите, что зверь какой али птица на вас по особому поглядывает, то и скажите - Здравствуйте, доброго вам здоровьичка! Вот тут-то всё и откроется, потому как сразу вас за своего примут.

Одна только глупая барыня ни от кого не пряталась - всех встречать на крыльцо выходила, вся такая светлая, такая воздушная - и в жару, и в мороз в одном только лёгком платьице, телом и душой нараспашку. Ну, да что с дурочки возьмёшь... А гостей-то, гостей заявилося - аж в глазах рябит, прям какой-то вселенский калейдоскоп. Тут тебе то красные с флажками на винтовочках, то белые - все в погонах с золотом, то казаки, красавцы писаные - усы смоль, фуранька набекрень, а то и вовсе эти, как их, зелёные - на тачанках с гоготом да посвистом. И всех, всех хлебом-солью, колбасой да водочкой встречала барынька. Оказалась, видать, наша барыня везучая - и не порешили её сгоряча, и усадебку ни разу не пожгли, даже особо не пограбили.

Но всё ж таки не обошлось и без претензиев. Красные придут - сами-то пьют-едят, а всё классовым врагом обзываются. Так ведь какой же она им враг, курам на смех? А всё равно поснимают ремни с трёхлинеечек, платьице задерут и ну по попе хлестать. Чтобы, значит, в цвет флажкам была задница. Оно и правильно - соглашается Марья Петровна - как же без этого, да и вообще красиво. Старается, попочку выпячивает.

Белые придут - тоже пьют-едят, да только шибко недовольные, что тут красных принимала давеча хозяюшка. Вот зато своих любимых розог барынька вдоволь и отведала, а как-то раз так и вовсе шомполом по попке угостили. Правда, сами тут же чуть было от визга и не оглохли. Ах, как же это славно - говорила Марья Петровна, задумчиво почёсывая попочку. А нельзя ли ещё добавить розгами? Уж не откажите даме, будьте так ласковы! И вовсю, вовсю выпячивает бедную свою попочку.

Казаки заявятся - угощаются, пьют-едят, тоже вроде всем довольные, а всё равно по голой попе нагайкою - чтобы, говорят, был порядочек. И то верно, соглашается барыня - какой же без нагайки порядок, одно безобразие. Старается Марья Петровна, попочку выпячивает. Жарят казаки нагайкой - уй, как горячо, словно бы кипяточечком! Отдерут как следует попоньку, усы подкрутят - и давай с поротой барынькой романы крутить - уж такие красавцы! Одна сплошная романтика.

А зелёные прискачут - мало того, что нажрутся-напьются, так ещё и вожжами отходят хозяюшку, а спроси за что - и сами не знают. Впрочем, кто ж их рискнёт спрашивать-то... Ай хорошо, вожжами-то! - от души радуется Марья Петровна, да знай себе снова попочку выпячивает.
Короче, всякий раз достаётся досыта красавице - уж как заслышит наша барыня конский топот, так у неё и подол сам собою задирается. На лавку ляжет кверху попонькой, глазоньки прикроет, да загадочно так улыбается. Вот ведь какая глупенькая...

Прошёл так годик-другой, а потом вся эта свистопляска вдруг разом и закончилась - как-то стихло всё, совсем успокоилось. Начальство пришло новое - комиссар в кожаночке. Усадьбу под сельсовет конфисковали, крестьян всех в колхоз определили, а барыню нашу, Марью Петровну, назначили в сельские учителки - чтобы, значится, она больше не тунеядствовала. Не при старом, чай, режиме нонче живём. Ну, а коли она теперь есть честный трудовой элемент - то, значится, и самому товарищу начальнику сгодится в сожительницы. Ибо нечего барскому добру мохнатому почём зря пропадать, от народной власти прятаться под платием.

Ну, а за тёмное своё прошлое барынька бывшая, как ей и положено, по сей день расплачивается. Дерут её всем рабочим коллективом, что козу сидорову. И розгами секут, и вожжами добавляют - по субботам, в красном уголке после собрания. А всё потому, что народ у нас не хухры-мухры, а с активной жизненной позицией. Ой, как рада Марья Петровна новым порядочкам - так по этому поводу попочку и выпячивает. Наконец-то, говорит, пришло время классовой справедливости! Это раньше она глупой барыней была, а теперь-то уж вон какая сознательная! Да что я рассказываю, дорогие мои читатели - сами всё увидите, коли в гости сюда заявитесь. Вот только задницу готовьте заранее - а то вдруг, не ровён час, и вам розог наших захочется?

[Mih]

Дерёт коза...

"Дерёт коза лозу, а волк козу,
а мужик волка, а поп мужика,
а попа приказный, а приказного чёрт"

Забралась коза в огород и давай там всякую растению драть - манго-шманго, ананас, колбасу развесистую...
А тут невестка из хатки выбежала, подол задрала - уселась по известной надобности, да всю задницу крапивой и обстрекала. Сидит, хихикает - ой, ой, не могу, жжёт-печёт горяченько!
Увидала в огороде козу, схватила хворостину и ну козу драть! Эх, хороша хворостина невестушкина - так и жжёт, так и жалит негодницу! Коза хвостик задрала, дразнит милую хозяюшку, мемекает. А сама-то, глянь - доедает огород тихой сапою. Всё как есть пожрала, скотина окаянная!

– Дерёт коза огород, дерёт козу невестушка.

Хватилася невестки свекровушка - где, мол, такая-сякая бездельница?! Ах, да вот же она, в огороде с козой развлекается! Вот ведь две засранки, прости осспади... Схватила добрая свекровушка розги мочёные, для такого случая заранее припасённые, и ну драть любимую невестушку! А та и сама подол задирает - любит девка с пылу с жару горяченьких, ну а свекровушку свою родимую так и вовсе обожает! Хороши у свекровки розги - так и жгут, так и жалят попоньку!

– Дерёт коза огород, дерёт невестка козу, дерёт невестку свекровушка.

Идёт по деревне барыня - поглядеть, везде ли в хозяйстве порядочек. Глазоньками позыркивает, плёточкой помахивает. Только свекровку увидала, а та уже сама подол задирает. Знает баба порядочек, ну а барыньку свою родимую так и вовсе обожает! Любит, любит бабонька с пылу с жару горяченьких! Ох, хороша у барыни плёточка - так и жжёт, так и жалит попоньку!

– Дерёт коза огород, дерёт невестка козу, дерёт невестку свекровь, дерёт свекровку барынька.

Руки в боки, шествует в кабак кат[1] - важный человек, государевый. Барыню увидал, на задницу её облизывается. А барынька-то уже и подол задрала - больно уж ей кнут казённый давеча понравился[2]. Да и сам-то кат красавчик писаный! Лысина так на солнышке и сияет, усища что смоль, кольцами завиваются, а ручищи-то, ручищи! Тут уж и сама матушка-императрица с радостью подол задерёт. Да и кто ж не любит-то с пылу с жару горяченьких! Ох, хорош катов кнут - так и жарит бедную попоньку!

– Дерёт коза огород, дерёт невестка козу, дерёт невестку свекровь, дерёт свекровку барынька, дерёт кат барыню.

Вот только меня здесь и не хватает! - вылазит чёрт из своей преисподней. Глядь - а кат-то и без портков! Один на ём только фартук и есть - кожаный, палаческий. Так ведь то ж только спереду, а сзаду и того нету. Дерёт чёрт катову задницу, терзает когтями да двойными крючьями железными. Подставляет чёрту кат свою задницу с уважением - эх, хорошо дерёт, чертяка! Даже я так не умею.

– Дерёт коза огород, дерёт невестка козу, дерёт невестку свекровь, дерёт свекровку барынька, дерёт кат барыню, дерёт ката чёртушка.

Потирает чёрт свои лапы когтистые - придёт времечко, всех вас посажу на сковородочку! И невестушку со свекровушкой, и ката, и барыньку - никуда вы от меня не денетесь! Вдоволь ваши задницы маслица кипящего отведают! А вот на козе я, пожалуй, женюсь. Уж больно хороша, чертовка рогатая!



Примечания:

[1] кат - палач

[2] Донесла давеча барынька на саму себя куда следует - мол, слово и дело государево, виноватая я. А потом возьми, да и признайся под пыткою, что сама себя и оговорила. Больно уж, говорит, хотелося повисеть на дыбе голенькой. И всё-то ей, бесстыднице, понравилось. И как сисечки оттягивают-выкручивают, и кнутом под рёбрышки, и гишпанскую грушу железную в попочку. Накаталась вдоволь на лошадке деревянненькой, всласть отведала щипцов горяченьких.
Прописали барыньке за оговор кнута доброго, а что людям государевым голову морочила - в колодки её, голышом на площадь. На грудя дощечку повесили - "Врушка". Пущай народ полюбуется, пощекочет её, да потискает. На прощание целовалися-обнималися - приходи, мол, если что. Ну до того душевно...
С тех пор ходит барынька с задранным подолом, задницу свою клеймёную всем показывает - говорит, мол, ей так велено. Вот будете в наших краях - сами увидите.

[Hiaro]

Ну это невозможно без улыбки читать. До того душевно)))
Mih, ну вы жжете, ей боги!

Неожиданное и до того абсурдное завершение этого долбанного дня, что как-то даже утешает)))

[qwasar]

Мало Миху-чертяке попонек да розог горяченьких, подавай яму, фулюхану коломыжному, животину рогато-копытую для сексу охального да сковородину чугунявую с маслицем бульдозерно-тракторным скворчащим для заду бесперечь свербящего, лошака брыкастого гишпанского да груш оловянных на сисечки да побольше, да щипцов всяко-разных кусачих за ребра, дабы на дыбе телепаться без тоски и скуки, да в колодки деревянненькие шипастые буйну лысину, да клеймо государево каленое - ажник во весь срамной афедронище!

[Хаген]

!!!

Вот кто жжёт!

[Mih]

Ну это невозможно без улыбки читать. До того душевно)))
Mih, ну вы жжете, ей боги!
Неожиданное и до того абсурдное завершение этого долбанного дня, что как-то даже утешает)))

Ой... Спасибо!
Ну тогда ещё вот, смешинка.
А дни да, такие, что любой абсурд...

с маслицем бульдозерно-тракторным

Бульдозер ещё будет. В рассказе "Козлёнок".